Быть ли мангутскому хлебу? Окончание...

Окончание. Начало в №№ 43, 44

- Андрей Николаевич, засолочный цех — есть такой?

- Был. Обменял я его на дрова, четыре машины дров по 15 кубов. Вся эта рухлядь стоит по всему Мангуту, я вроде и не хозяин, но так как это бывшее сельповское, с меня спрашивают, потому что это пожары.

- А «ЗИЛ-131»?

- Стоит, ждет своего часа для ремонта. Сами работники ушатали его до такого состояния, он уже год стоит. Мы обсчитали ремонт примерно на 300 тысяч. Договорились как — человек делает машину, я ему в счет погашения долга за ремонт отдам ее в аренду. То есть, он будет дрова возить и мне, и себе.

- Не считаете ли Вы, что основная Ваша ошибка – отношение к людям?

- А какое должно быть отношение к пьяницам, алкоголикам и «туникам»?

- Они все пьяницы и алкоголики?

- 90 процентов из них. У меня не стоит вопрос о сохранении рабочих мест, вопрос ставится о сохранении производства. Сейчас у меня коллектив, который может работать и который сохранит это производство. Я знаю, что у меня пекаря лишнего не заберут, не унесут тот же маргарин.

- И все же, Вы совершали ошибки?

- Может, где-то слегка и перегибал палку, но без этого никак, учитывая менталитет нашего Мангута, России вообще, где все привыкли только хапать...

В общем, опять двадцать пять… Начал за упокой и кончил им же. Да, больше это все-таки похоже на навязчивую идею про воров, жуликов и пьяниц. Хотя ради справедливости надо заметить, что один бывший работник (его фамилия в материале не прозвучала) признался, что его поймали пьяным за рулем. Второй не стал скрывать, что как-то ночью ушел с дежурства смотреть по телевизору зимнюю олимпиаду.

С другой стороны еще одна «навязчивая» идея Аносова — сохранить предприятие и мангутский хлеб — тоже имеет место! Отремонтировать технику, развозить хлеб по селам, сократить расходы и в итоге поднять предприятие с колен – вполне себе здравые намерения. Вот только могут ли эти две идеи ужиться вместе?

Вообще, признаюсь, крайне двойственное впечатление оставил у меня этот эмоциональный, разговорчивый человек. Знаю точно – видеть его своим руководителем я бы не хотела. Кстати, заметила, что женщин, которых Аносов недолюбливает, он называет «госпожой» — «госпожа Климова», например. Более чем уверена, что после выхода этой статьи я стану для него «госпожой Афанаскиной». Не знаю, радоваться этой перспективе или огорчаться…

Кстати, Андрей Николаевич почему-то очень боялся этой публикации и даже – в шутку, конечно! – во время одной из наших встреч намекнул: «Думаю, мы ругаться не будем, или я подключу компетентные органы…» Что ж, это тоже будет для меня профессиональным опытом, журналисту он никогда не помешает.

ПИСАТЬ «осторожно» попросила меня и жена Аносова, Елена Николаевна, когда я не так давно, 1 июня, позвонила ей после безуспешной попытки связаться с ее супругом и выяснить некоторые детали перед выходом материала в свет. Неожиданно для меня беседа с Аносовой получилась весьма продолжительной. Елена Николаевна охотно рассказала о сегодняшних изменениях в Мангутском потребобществе, причем, уже не как жена председателя, а как работник сельпо. В частности, она сообщила, что в 2018 году предприятие «сработало очень хорошо», частично перекрыло долг 2017 года, например, задолженность по взносам в ПФР погашена почти на 200 тысяч рублей.

- Там долг за миллион, но его можно погасить путем реструктуризации, — заметила Елена Николаевна. — Нам невыгодно банкротить предприятие. Нам важно, чтобы оно осталось и работало.

Тоже похвальное намерение, согласитесь. И когда супруги сообща делают одно доброе дело, это вызывает только уважение. Тем более, если в это общее дело они вкладывают не только силы и время, но и деньги — свои личные, между прочим. Елена Николаевна еще раз напомнила мне, что «ГАЗель», на которой сейчас хлеб развозится по селам, Андрей Николаевич взял на себя в рассрочку.

- Он сам лично расплачивается, но ему эта машина не нужна. Когда он за нее расплатится, он просто подарит ее сельпо. Точно так же, как я свои собственные средства, около 200 тысяч, вложила в это предприятие – на сырье, на муку.

Когда я спросила, откуда такие материнские чувства, то услышала в ответ признание:

- Я человек такой, всегда такая сердобольная была, многим помогала, когда в отряде служила. И сейчас продолжаю помогать, и никто худого слова не скажет… Мы здесь живем более 17 лет, я все время за этой организацией наблюдаю, и мне просто ее по-человечески жалко.

По следующему признанию Елены Николаевны, на самом деле должность председателя изначально, осенью прошлого года, предлагали не ее мужу, а ей самой. Но она отказалась из-за наличия проблем со здоровьем и большого хозяйства. И предложила, в свою очередь, кандидатуру мужа. Тогда приехал сам глава, предложил Андрею, тот долго не соглашался, но, в конце концов, дал согласие. Однако…

- Мы не знали истинного положения дел в сельпо, — продолжает Елена Николаевна, — не знали ни о каких долгах, ни о каких левых продажах. Единственное, что Андрей знал, что там большой коллектив и чем сельпо занимается, всё. Его дружно избрали, поддержали и вот когда он стал знакомиться с документами и финансами...

Да уж, смелый шаг, если не сказать авантюрный (напомню одно из значений слова «авантюра» – это рискованное и сомнительное дело, предпринятое в надежде на случайный успех). И все же Елена Николаевна утверждает, что дела сельпо сейчас пошли в гору. Хлеб доставляется в два села по графику — трижды в неделю в Ульхун-Партию и дважды — в Тарбальджей. Взяли водителя — отличный парень, непьющий, работящий, машину содержит в идеальном состоянии. Сама она с 7 мая заведует пекарней и с видимым (точнее, слышимым – по телефону) удовольствием рассказывает о ее работе:

- Ежедневно выпекаем только одного хлеба 500 булок, а также батоны, калачи, булочки. Ассортимент у нас улучшился, мы его практически весь поменяли. Вводятся новые изделия — коржик молочный, булочки ванильные, рогалики слоеные... Стараемся людей побаловать. Есть надежда, люди улыбаются, пекаря работают с энтузиазмом. Я пришла, и за это время ни один пекарь не напился, не опоздал, они работают с шести утра, чтобы люди кушали теплый вкусный хлеб.

Вот тут автору и надо бы поставить жирную радостную точку в этом длинном повествовании – всё, драмы больше нет, трудности преодолеваются, долги погашаются, люди улыбаются, покупатели едят молочные коржики — и все счастливы! Но не дали мне ее поставить сами мангутяне.

ДНЯ через два после оптимистичной беседы с Еленой Николаевной мне позвонила незнакомая женщина и, представившись супругой бывшего председателя Мамонтова, стала угрожать судом и прокуратурой (у меня всегда вызывает умиление, когда на защиту мужчины встает его жена). Попутно обозвав «первыми ворами» всех, кто посмел сказать, что муж развалил сельпо, она тут же заявила, что от своих плохих слов эти люди отказались, то есть, вообще такого не говорили.

После разговора звоню Татьяне Алексеевне Перфильевой, еще одному бывшему председателю. Та, дав для начала нелицеприятную оценку самой жене Мамонтова, заверила, что своей позиции она по-прежнему придерживается и подтвердит ее на любом суде. И тут же сообщила, что хлеб сейчас в сельпо далеко не всегда вкусный и душистый, а бывает плохой, «опавший», который продают на корм скоту по дешевке.

Слушайте, но так просто невозможно работать! Пытаешься собирать информацию по крупицам от разных людей, честно отражая мнения обеих сторон, как и положено профессиональному журналисту, и что получается в итоге? Обе стороны обвиняют друг друга во всех грехах. Воры, пьяницы, тунеядцы, бабник, стукачка – каких только нехороших слов я не наслушалась, пока общалась с «героями» этой истории. А ведь это все взрослые люди, которые были четко информированы, что говорят с представителем СМИ и прекрасно понимали, что каждое их слово может быть обнародовано (говорю сейчас не обо всех, например, очень достойно и порядочно проявила себя в нашем общении Нина Михайловна Перевалова). Даже Елена Аносова — судя по речи, грамотный и образованный человек — не нашла ничего предосудительного в том, чтобы откровенно рассказать мне, как именно они с супругом хотят избавиться еще от одного неугодного работника, но так, чтобы не попасть впросак, как с Натальей Климовой.

Думаю, больше нет смысла продолжать эту эпопею. Да и ехать на личную встречу, как предложила супруга Мамонтова, скорее всего, бесполезно. Во взаимных обвинениях и оскорблениях вряд ли всплывет истина, а уж судьба предприятия точно останется на заднем плане.

И все же думается, что мой многодневный труд в попытке разобраться в ситуации с Мангутским сельпо не был напрасен. К сожалению, истина так и осталась где-то рядом, но ценно другое, и люди, умеющие видеть второй смысл, меня поймут. Во всей этой истории много таких смыслов — тем для размышления. И это не только драматичная судьба предприятия, которое швыряет то в одну, то в другую сторону в зависимости от того, в чьи руки оно попало. Это и судьбы конкретных людей, и взаимоотношения между работником и работодателем. Это и суть человеческой натуры, где есть место эгоизму, злобе, стремлению опорочить недруга, скрыть собственные промахи и недостатки. Я, конечно, не Достоевский и не Оскар Уайльд, но показывать человеческие пороки с тем, чтобы люди (да и ты сам) начали хотя бы желать от них избавиться – это и наша, рядовых журналистов, задача.

Марина АФАНАСКИНА